Согласимся, что два слова «доброволец» и «вербовка» несколько противоречат друг другу. Однако это никого не смущало, в том числе и самих «добровольцев».
Сохранилась программа подготовки 1-й дивизии (приказ № 030 от 14.12.44 г.)
1. Тактическая подготовка бойцов и подразделений. Основной задачей являлось научить бойцов действию в ближнем бою и взаимодействию огня с движением и маневру в составе подразделения. Особое внимание уделялось подготовке подразделений для выполнения самостоятельных боевых задач, в первую очередь – в ночное время (20% учебного времени).
2. Огневая подготовка. Задача – изучить материальную часть приданного оружия и научить солдата и офицера отличному его владению в бою. Приказ требовал в процессе отработки огневых задач выявлять лучших стрелков и, вооружая их снайперскими винтовками, создавать снайперские команды.
3. Строевая подготовка. Цель ставилась – выработать подтянутого бойца с «четким» исполнением строевых приемов. Исполнение приемов требовалось довести до автоматизма. Отработать строй отделения, взвода, роты и батальона.
Третий пункт особенно прекрасен формулировкой «исполнение приемов довести до автоматизма». Каким образом военнопленного, освобожденного из лагеря, голодного, холодного, изможденного и поставленного в строй РОА в результате вербовочных мероприятий можно было заставить исполнять строевые приемы и тем более довести их до автоматизма, к сожалению, приказ не поясняет!
Подготовка должна была быть закончена к 6 января – ночная, отделения – 20 января 1945 г.
Для формирования подразделений отводилось время: взвода до 27.01.45 г., роты до 10.02.45 г., полка до 24.02.45 г.
Характерно, что для обучения власовцами использовались как советские, так и немецкие уставы. Например, тактика – боевой устав пехоты. Часть: 1 и 2 – РККА (изд. 1942 г.), инженерная подготовка – переводы с немецких уставов и учебники РККА.
На боевую подготовку отводилось 378 ч и 14 ч резервного времени. Так на тактику – 190 ч, уставам – 6 ч, строевой подготовке – 66 ч и т. д.
В общем-то, маловато для бывших военнопленных, но что делать, приходилось спешить. Наступление Красной армии остановить было уже невозможно. Понимали это все без исключения. Однако говорить продолжали одно, а делать совершенно другое.
А.А. Власов то ли писал, то ли говорил осенью 1944 г.:
«Признавая независимость каждого народа, национал-социализм представляет всем народам Европы возможность по-своему строить собственную жизнь. Для этого каждый народ нуждается в жизненном пространстве.
Обладание им Гитлер считает основным правом каждого народа. Поэтому оккупация русской территории немецкими войсками не направлена к уничтожению русских, а наоборот – победа над Сталиным возвратит русским их отечество в рамках семьи Новой Европы».
В то же время власовцы смотрели в сторону Запада. По свидетельству Ю.С. Жеребкова в январе 1945 г. Власов начал переговоры с министерством иностранных дел, с оберфюрером СС Крэгером с целью получения разрешения на непосредственные переговоры КОНРа с Международным Красным Крестом о защите интересов русских добровольцев, попавших в плен к западным союзникам.
О судьбе их якобы волновались Власов и его коллеги, к тому же был обоснованный страх быть выданными Советам.
Эти переговоры были нечем иным, как прощупыванием почвы на ближайшее будущее. Нужно было спасать свою шкуру, и именно с этой целью делалось многое: переписка с Женевой и переговоры через Жеребкова с представительством Международного Красного Креста в Берлине.
В конце января 1945 г. Жеребков встретился в Берлине с швейцарским журналистом Георгием Брюшвейлером, родившимся в Москве, который очень просил представить его Власову.
До посещения Власова Жеребков имел с ним конфиденциальный разговор, приведший к его обещанию помочь «Освободительному движению». По возвращении в Швейцарию он должен был, при посредстве своих крупных связей, переправить англо-американскому Главному командованию меморандум о движении и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками.
На приеме у Власова Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в «Нойе Цюрихер Цайтунг», правильно освещающих Освободительное движение. В первых числах февраля журналист с данным ему материалом выехал в Швейцарию. Но статей власовцы так и не увидели.
В марте 45-го Жеребкову удалось отправить два письма: одно – Густаву Нобелю, которое он вручил шведскому военному атташе в Берлине – полковнику Данфельду, и второе – генералу графу Ф.М. Нироду через испанского дипломата, летевшего в Мадрид. В конце месяца в Праге Жеребков вел переговоры о предполагавшемся съезде русских ученых. Там он встретился с профессором Вышеславцевым, у которого были хорошие связи в швейцарских научных и политических кругах. Он дал согласие, используя связи помочь «Освободительному движению». Инструкции профессор получил лично от Власова при встрече в Карлсбаде.
В апреле Международный Красный Крест дал ответ на письменное обращение КОНРа. Он выглядел примерно так: «М.К.К., по получении письменного обращения КОНРа, предпринял все нужные шаги перед англо-американскими правительствами. Однако ввиду деликатности и сложности положения КОНРа, благодаря его сотруд – ничеству с Германией, защита интересов добровольцев, попавших в плен к западным союзникам, очень нелегка».
В это же время высказывалась иллюзорная надежда, что именно Власов каким-то образом может изменить катастрофическое положение Германии. По свидетельству Жеребкова, многие политические и военные руководители считали, что с помощью «Власова и Русского освободительного движения, как экспонентов в борьбе против большевизма и Сталина, Германия сможет сговориться с союзниками и совместно продолжить войну против Советского Союза».
Более того, «идея возможного сговора с англо-американцами при использовании имени Власова была руководящей нитью всех последних германских решений и действий, связанных с освободительным движением».
4.
В конце 1944 г. Андрей Андреевич предложил должность начальника штаба Вооруженных сил КОНР Смысловскому, однако тот отказался.
До этого Власов дважды встречался с этим загадочным генералом русского происхождения: в конце 1942 г. и в апреле 1943 г. Эти встречи также не дали результатов.
До последних дней войны Смысловский считал власовскую идеологию социалистической и не мог согласиться с призывами к борьбе в союзе с Англией и Америкой. Впоследствии Смысловский признавался, что при другой обстановке «Власовское движение могло бы сыграть свою роль как один из сильнейших факторов, способных дестабилизировать советскую государственную машину». В отличие от Власова, Смысловский подчеркивал, что целью борьбы может быть только победа над СССР, а до борьбы Германии против «западных плутократий» ему никакого дела нет.
9 октября 1944 г. состоялось собрание двадцати эмигрантов (среди участников были также начальник управления по делам русской эмиграции в Германии генерал от кавалерии В.В. Бискупский и начальник 2-го отдела РОВС в Германии А.А. фон Лампе, генерал-майор) в Берлине.
Власов пришел последним и практически сразу же объяснил всем присутствующим цель собрания: предстоящее объединение всех русских частей под своим командованием. Он заявил, что ему представлено на рассмотрение несколько проектов об учреждении Комитета Освобождения Народов России, из которых он выбрал составленный Жиленковым и прочел готовый текст. Затем предложил высказаться. Генерал Бискупский возражал только против пункта, в котором вина за происшедшее возлагалась на Николая II. Он просил убрать его, так как эмигранты в большинстве своем были монархистами. Власов тут же согласился.
6 декабря 1944 г. в Берлине на квартире фон Лампе с Власовым встретился казачий генерал В.Г. Науменко. Было начало девятого вечера. Сам Науменко в своих воспоминаниях отметил, что Власов приехал на встречу на двух автомобилях в сопровождении нескольких человек. Он остановился со своей машиной у противоположного тротуара и не выходил из нее, пока ему не доложили, что он может выйти, а тем временем его сопровождающие осмотрели улицу и вход во двор, в котором живет Лампе.